Девушки нежного поведения

Категория: Романтика

Весело… Я иногда ловлю себя на мысли, что люди раз в день делают какие-то однообразные вещи, но для каждого из нас значение этих вещей полностью различное. Если вы обитаете в Москве, то когда-нибудь наверное гуляли по Мантулинской, Смоленской, Якиманке либо хотя бы проходили рядом… Может, с этими улочками у вас даже связаны какие-то мемуары… Но навряд ли они так же дороги вашему сердечку, как моему… Нет, я не провел тут детские годы, и моя 1-ая любовь жила совершенно в другом районе, более того, я никогда не любовался красотами этих мест. Я даже не знаю, есть ли они там в принципе…

Но я старался выбираться туда хотя бы раз за месяц. Когда были средства либо духовный порыв. Я никогда не оглядывался по сторонам, разве что порою косился на таблички с указанием улиц. К примеру, я твердо знал, что шагая по дорожке повдоль 1905 года, миновав улицу Костикова и Шмитовский проезд, и повернув на перекрестке вправо окажусь на Мантулинской. Этого было довольно. То, что слева идет лесополоса, я увидел только случаем, когда один прохожий вдруг окрикнул меня и спросил, который час. Я всегда шел туда в некоторой задумчивости, трепетном волнении, а ворачивался, как будто на крыльях. И если б в один из таких моментов вдруг настал конец света, поверьте, я навряд ли направил бы на это внимание.

Вам, наверняка, не терпится выяснить, куда же я шел. Вобщем, не сомневаюсь, что некие и так додумались. Притон, бордель, общественный дом, кажется, конкретно такие наименования мерцают в преступной хронике и срываются с уст моралистов. Пусть так. Я же всегда называл подобные заведения обителью. И очень прошу, не стоит кривить рты и хмурить брови. Забудьте о морали хотя бы на данный момент, наедине с собой, когда рядом нет ни друзей, ни близких, ни просто случайных встречных, с которыми всегда так приятно посплетничать о погоде и падении характеров.

Молвят, театр начинается с вешалки, а вот моя обитель начиналась с телефонного звонка и приятного дамского голоса, обычно, с украинским акцентом.

— О, это опять ты, привет!

— Я подъеду минут через 30, нормально?

— Естественно, ждем тебя, котенок…

И ведь правда, ожидали. Всегда. В хоть какое время. Опьяненного и трезвого, депрессивного и веселого, вялого и отдохнувшего…. А понимаете ли вы место, где вас всегда ожидают? Естественно, семья. Тупо спорить да я и не стану. Но семья – это ведь не только лишь веселые ухмылки и объятия, это иногда и трудности. Время от времени решаемые, время от времени не очень удачно. А там заморочек не было никогда.

«Ждем тебя, котенок» — после чего даже не думалось о деньгах. Вы ведь тоже навряд ли думаете о их, когда, прельстившись какой-либо красоткой, зовете ее в кино, ресторан либо театр, даруйте подарки и цветочки. Только у вас дорога к постели лежит через бартер, у меня же вопрос решался средством обыкновенной налички. И кто произнес, что мой метод ужаснее?

Ах, ну да, красота ухаживаний, флирт… Не знаю, как вы, но лично я считал все это никчемной растратой времени. Сейчас она позволит вам взять себя за руку, завтра за локоток, послезавтра даст 1-ый поцелуй… А еще обязательно поломается, постреляет глазками, повертит попой, выклянчит миллион комплиментов о собственной глубочайшей душе и парочку дорогих подарков и уж только позже…. Вобщем, некие предпочитают иную стратегию, комфортно чувствуя себя в роли невинной овечки. И от подарков отмахиваются, и на свиданки не прогуливаются – ожидают царевича на белоснежном жеребце либо каких-либо совершенно уж внезапных штурмов собственного бастиона. И ведь многие мужчины на это клюют, хотя побывай они на Мантулинской, Смоленской либо Якиманке только раз – сами бы рассмеялись над собственной тупостью и оставили самовлюбленных вертихвосток с носом.

Когда я пересекал порог обители, меня всегда встречали с ухмылкой, а потом провожали в свободную комнату и предлагали щедрый ассортимент напитков. Но я никогда ничего не заказывал – поначалу страшился, что подсыплют клофелин, позже просто по привычке. Был у меня и очередной ужас – науськанный журналистскими байками я почему-либо считал, что пока я в душе либо еще кое-чем отвлечен, женщина обязательно залезет в мой кармашек и стащит всю наличность. Потому кошелек я обычно прятал куда подальше и постоянно инспектировал его содержимое перед уходом. Но мое недоверие стремительно растаяло – тут дорожили клиентами и не позволяли для себя воровство. Во всяком случае, со мной подобного не бывало никогда.

Нужно сказать, что я посещал обитель даже не ради секса, а чтоб побороть чувственный голод, вырваться из серости. Что может быть приятнее не просто вкусить запрещенный плод, а просочиться в самую его сущность, где даже стенки дышат страстью, пороком, загадочностью. Мне всегда было интересно выяснить, вроде бы повел себя моралист, окажись он на моем месте? Этакий очкастый доктор, с умным видом вещающий о нравственности и законах. Что бы он произнес, если б к его кровати подошли семь-восемь прекрасных дам в одном только нижнем белье, и он мог взять всякую, а при желании даже не одну? Скорчил бы он брезгливую гримасу либо в восхищении разинул рот, из которого бы потекли сладострастные, похотливые слюньки? Как досадно бы это не звучало, выяснить об этом мне, наверняка, не судьба, — сам же я трепетал.

Я ощущал себя властителем душ, всевластным царем. На самом деле, все эти девицы принадлежали мне, и я решал, с кем из их провести вечер, а кого выслать восвояси. Пусть только тут и на данный момент, пусть только на мгновение – не принципиально. Важен сам эпизод, сам факт этой власти, какой бы эфемерной она не была. Настолько упоительное чувство я испытывал только тут, в собственной обители, и нигде больше. Я мог нарочито-небрежно взмахнуть рукою и сказать – «Эта», мог прикоснуться к хоть какой из их либо, принципиально надув губки, шествовать повдоль ряда полуобнаженных девиц, как владелец на невольничьем рынке, придирчиво выбирая самую наилучшую, самую достойную. Но я никогда так не делал. Чувствовать себя владыкой в душе мне казалось достаточным, и я не лицезрел необходимости унижать человеческое достоинство. Потому я просто подходил к той, которая мне нравилась, и брал ее за руку. А потом мы оставались наедине.

Кто-либо может сделать возражение, какое, дескать, достоинство есть у путаны? Такое же, как и у всех других, — отвечу я вам. Естественно, приукрашивать картину не стану — встречаются тут всякие: потасканные, опустившиеся и флегмантичные ко всему. Но таких в солидный салонах мало. По большей части девицы в моей обители ничем не отличались от других людей и уж поверьте, если б вы повстречали их на улице, то никогда бы не додумались, чем они занимаются. Может быть, вы даже втюрились бы в одну из их с первого взора и пригласили на свидание. И кто-либо, может быть, даже бы согласился.

Мне было приятно и отлично в моей обители. С этими милыми хохлушками, белорусочками, молдаванками, девченками из русских глубинок. Они не крючили из себя умных, как московские фифы, не сыпали цитатами из Маяковского и Мандельштама, не пробовали произвести воспоминание неповторимой прической либо тонной косметики. Ей даже не воспользовались, чтоб не скомпрометировать женатого клиента и не бросить следов на его теле либо одежке. Они подкупали собственной простотой, со многими можно было побеседовать на любые актуальные темы, а не только лишь наобум спать. Весело, но после «Красотки» с Джулией Робертс у многих появился стереотип, что путаны не лобзаются в губки. Лобзаются и еще как, правда, не все. Но первыми они никогда не прикоснутся к вашим губам – многие клиенты брезгливы и не терпят подобного воззвания.

Различные судьбы, различные нравы… Естественно, они попали сюда не от неплохой жизни, но стоит их осуждать? Чем они ужаснее столичных дам, скрупулезно записывающих лекции на университетской скамье, а потом прожигающих юность на дискотеках? Чем они ужаснее этих стильно нарядных, горделивых фиф, с претензией на неприступность и неповторимость? Может, тем, что у их не было богатых родителей либо тем, что им не подфартило родиться в Москве? Либо тем, что Бог не одарил их пробивным нравом и талантами? Лишенные юношества, рожденные …в неблагополучных семьях, залетевшие по глупости и обязанные в одиночку содержать малыша… Таких историй много. Но их не осознать замызганным профурсеткам, продающимся за бартер, а не наличку и моралисту-профессору с кипой осуждающих аргументов. Им не осознать, что такое милицейский субботник, извращенцы, любящие затушить сигарету о нежную девичью кожу, всякая шелупонь, которой не на ком сорвать злость…

Я далек от мысли, что они получали наслаждение от собственной работы, хотя многие мужчины и тешут себя схожими иллюзиями. Но в их наигранных стонах было еще больше искренности, чем в балованных комфортом Белоснежках. Девченки в моей обители не просто продавали свое тело. Они могли утешить, когда лицезрели твою боль, они умели слушать, когда ты желал выговориться. И это при том, что у их много собственных заморочек. И это при том, что получают даже не половину из числа тех средств, что ты платишь «мамке», а еще меньше.

Мантулинская, Смоленская и Якиманка… После визитов в эти места я даже глядеть не мог на обыденных дам. На фоне опытнейших, раскованных фей они казались неискусными восьмиклассницами с завышенной самооценкой. Да, мои феи не сыпали цитатами из Маяковского и Мандельштама, не разыгрывали неприступность и не крючили из себя недотрог, зато даровали расчудесное настроение на весь оставшийся денек и заполняли душу каким-то расчудесным, искренним светом…

Андрианов Александр