Одна история в Олениче. Часть II-3.Продолжение.Воля отца-3

Категория: По принуждению

Одна история в Олениче. Часть II. Продолжение. Воля отца.

Глава III.

Но вечера я не дождался…

Я лежал в бане, на нижней полке, закинув руки за голову, и жмурил глаза от наслаждения. Ну, ещё бы.. Мамка-то ведь старалась во всю..

Нагая, она стояла на четвереньках на полке, меж моих обширно разваленных в стороны ног, и старательно голубила языком и губками мою возбуждённую булаву, не запамятывая и о яйцах..

Да, я был на верху блаженства..

Чёрт, а ведь мой брат во всём был прав.. С мамой мне издавна уже следовало везти себя, как зрелому супругу с дамой, а не отроком.. И нужно сказать, в собственной новейшей ипостаси мать была мне люба еще более ,чем ранее..

Началось всё днем.

Я умывался в бане, когда скрипнула дверь и вошла мама с тюком нестиранной одежки в руках. Я так и застыл, нагой и влажный, с мочалкой в руках, а мама, лицезрев меня, отчего-то густо побагровела и робко, как будто невинная девушка, опустила глаза в пол. Она была с босыми ногами, и на ней был только простой домашний сарафанчик с расспахнутым до груди воротом. Со струящимися по плечам волосам и красным румянцем на щеках, мать была умопомрачительно хороша.. И я ощутил, как кровь забурлила в моих жилах, а моё мужское естество наливается возбуждением.

А ещё я опешил своим мыслям. Но нужно сказать опешил приятно.. Ещё вчера, я бы, естественно, обязательно засмущался и торопливо оборотился к мамы спиной.. Но сейчас.. Сейчас я желал эту прекрасную даму и поболее не собирался этого скрывать. Не достаточно того, я собирался ейовладеть. И поболее я не лицезрел препядствий меж мной и мамой для собственных желаний.

Я внимательно смотрел на мама.

— Мам, не смущайся, положи ты собственный тюк, — я обширно ей улыбнулся, — это прекрасно, что ты зашла.. Как раз мне необходимо, чтоб кто-либо потёр мне спинку.

Я подмигнул ей, но мой тот был жёстким:

— Я жду тебя мать!

Я помахал мочалкой, бросил её на лавку и отворив низенькую дверь парилки, шагнул во мокроватый жар парилки истопленной бани, бросив мамы через плечо, нарочито, строго:

— Мам, и не принуждай себя ожидать.. У меня ещё сейчас много дел!

Ожидать она себя не принудила.

Я только успел опрокинуть на себя древесную кадку с водой, как дверца парилки опять скрипнула. Я только мимолетно взглянул на мама. Ну, естественно, же она осталась в своём сарафанчике.

— Мам, ну, ты чего?- саркастически ухмыльнулся я, — тут ж жарища! Взмокнешь ведь вся..

Она не смотрела на меня. Её щёки просто пылали. Моё древко было так напряжённым, что чуть не касалось разбухшей головкой пупка. Да, всё это дико возбуждало меня. А мать упрямо не поднимала на меня глаз..

— Ничего-ничего.., — стремительно и еле слышно пролепетала мать.

— Ну, мам.., — протянул я, — сарафан-то ведь собственный попортишь! Что у нас добра, что ли, в доме полна чаша? А ну, давай, сымай живо! – строго прикрикнул я, отметая все её пробы к сопротивлению. И не удержавшись-таки, усмехнулся, — либо ты меня стесняешься, что ли?

Она чуть неуверенно посмотрела на меня и, вздохнув, послушливо через голову стянула с себя собственный сарафан. Я смотрел, как заколыхалась её грудь и на лёгкий светлый пушок у неё меж ног. Повернувшись, ко мне спиной, ма выскользнула из парилки.

Когда она возвратилась, уже без собственного облачения, я с вожделением осмотрел её ладное стройное тело. Я знал, что на данный момент овладею им.. По-моему, она тоже это понимала.

Смачивая мочалку в большой древесной бадье у полок парилки, мать принялась натирать мне плечи, спину и грудь. Моё возбуждённое копьё то и дело касалось её, но мать упрямо делала вид, что не замечает его. Она едва всё более багровела, — красноватые пятна уже проступали даже на её узкой шейке и упругой молочно-белой груди.

Почему-либо с каким-то злорадством я вспомнил, каким для меня мучением было ранее, когда мама вдруг решала посодействовать мне умыться. Возбуждение было неописуемым, я весь багровел от стыда и стеснялся, лёжа на животике, на полке и моля всех богов, чтоб она не увидела моё состояние.

Сейчас настал её черёд..

Когда она встала на колени и принялась мыть мои ноги, одну, позже другую, я уже не мог удержаться.

— Иди ко мне, голуба.., — шепнул я, склоняясь к мамы.

Она испуганно подняла ко мне лицо..

— Нет, сынок, нет, — что-то там в этом духе лопотала она, пытаясь отстраниться от моих рук, — как Таинство? Нет, ты не должен брать на себя таковой грех..

— К бесу!!, — процедил я, тяжело дыша, — священник грехи отпустит..

Я просто подавил мамкино сопротивление и подмял под себя её упругое стройное тело. И через мгновение, закинув её ножки для себя на плечи, разжигаемый пылом и страстью, со всей вероятной скоростью и силой, вверзался в свою мама, пронзая её своим любовным орудием. Мать только вскрикивала подо мной, прочно вцепившись в мои плечи. А я тяжело дыша, покрывал жаркими поцелуями её лицо и уста.

Страсть повергла мои мысли в бездну, но одно я всё же помню. Уже на самом пике блаженства, готовый низвергнуть в материнское лоно совё семя, я ощутил, как тело матери натужилось и через миг забилось в экстазе в моих объятиях..

И сейчас, после долгого и бурного нашего соития, я лежал на древесной полке, закинув руки за голову, и жмурил глаза от наслаждения, чувствуя, как мягенькие и мокроватые губки и язык мамы лаского голубят моё мужское естество. Время от времени, я только гладил её по густым русым волосам и в порыве нежности шептал ей нежные слова..

2-ой экстаз был сокрушительней первого. Звучно вздыхая от наслаждения, я изрыгал потоки семени в ласковый рот мамы..

Когда я очнулся, в парилке мамы уже не было.

Она была в предбаннике. Румяная, распаренная, повязанная в лёгкое полотено по грудь на влажное тело, в кадке выстирывала бельё спиной ко мне.

Не удержавшись я потянулся к ёё аппетитной попе.. Но чуть мои пальцы задели матери, как она быстро обернулась и со злобой больно шлёпнула влажной рубашкой меня по лицу. Я так и остолбенел испуганно. Признаться, после всего произшедшего меж нами я наименее всего ждал подобного. И так и застыл перед мамой, как будто нашкодивший щенок.

— Кир! – глаза мамы были злы, — я, кажется, уже вам обоим вразумила, что более без Таинства не дам к для себя прикоснуться и пальцем никому из вас! Я проявила слабость.. Но более всё!

В тот же вечер мы с братом свершили над мамой ритуал Таинства. Мама ещё длительно после ритуала стоя на коленях, нагая, просила у небес прощения за то, что мы обуяли ей до Таинства.

А мы с Конкретном, распалённые, с возбуждёнными копьями наперевес, не спускали с её тела глаз, с трудом дождавшись, когда она, в конце концов, окончит свои нескончаемые молитвы. И уж здесь не успела мать и дух перевести после молитвы, как мы обуяли ею прямо тут же на полу, и до утра она уж глаз с нами не замкнула. Много в нас с братом страсти к ней было..

Так оно и пошло далее. В хозяйстве дел было много. Готовились к зиме, как — никак. Днём с мамой мы, естественно, вели себя, как самые верные добропорядочные сыновья, какими только может гордиться мама. Но ночкой..

Ночь принадлежала любви тел и страсти. Мы с Конкретном сноровили гигантскую отцовскую кровать и ложились сейчас спать тут. Мама приходила к нам прямо из баньки, на пороге опочивальни скидывала с себя ночную рубашку и нагая приходила к нам в кровать. Наша рабыня, наша наложница..

Отец возвратился на месяц ранее положенного срока, прощённый Старейшинами и восстановленный в звании сотника. Оно и не могло быть по другому с папой. Дюже крепок был его авторитет посреди воинов Оленича, ну и на Дубравой Заставе даже обычным воякой раз за разом отличался отец храбростью и удалью в стычках с ватажниками и иным разбойным людом. Мама тогда была уже 2-ой месяц тяжела.

Явился отец внезапно, мы и не ожидали его совсем. Помню, как скрипнула дверь мы с Конкретном как раз в горнице, прямо на полу на медвежьих шкурах напяливали мама вдвоём сходу, зажав её меж нашими телами.

Так мы и застыли. …

Отец-великан с усмешкой, обопрясь о дверной костяк смотрел на нас, мама, хлопая очами, насаженная на возбуждённые копья собственных отпрыской и рассеянные мы с Конкретном.

Даже помню ужас взял. Характер-то у отца грозный. Понятно, что с мамой его наказ-то вроде как исполняли. Отпрыска ему ещё 1-го делали. Да только.. Как объяснишь сейчас ему, почём вот так вдвоём залазили на мама? Да тем более, что мама то тяжела уже ведь была ребёнком?

Но злобы во взоре отца не было. Его губки растянулись в ухмылке.

— Оскучал по Вам, родные..- пророкотал он, делая шаг к нам, — в особенности по для тебя, родная..

Глухо бухнулся о пол бронник (щит и копьё отец видать ещё в сенях оставил), рядом походная торба, отец торопливо скидывал с себя портки и рубашку.

Раскрыв рот, мать недоумённо и растерянно взирала на него.

— Позже, милая, побеседуем, позже.. – тихо молвил отец, подходя к нам с большущим возбуждённым членом наперевес,- ну, что сынки отличные застыли? Последнюю ночь даю Вам с мамкой побаловаться! Услаждайтесь крайнюю ночь..

Запустив руки в лохматые волосы мамы, он притянул её к собственному возбуждённому клинку. Мама, насаженная сейчас уже на три члена, только глухо застонала.