Серый Волк и Красная Шапочка

Категория: Потеря девственности

В одной деревне жила-была красивая женщина по имени Луиза. Но с самых ранешних лет её окрестили Красноватая Шапочка, из-за красного чепчика, который ей когда-то подарила бабушка. Девченка была настолько хорошей, красный цвет так шёл к её розовым губкам и румяным щёчкам, что так и стали её звать — Красноватая Шапочка. Хотя на своём шестнадцатом году жизни Луиза уже не носила головной убор такового цвета, прозвище навечно привязалось к ней. Жила она совместно с матушкой на самой окраине деревни. На всю округу слыла женщиной не только лишь прекрасной, да и умопомрачительно смиренной, послушливой дочерью и прелестной рукодельницей. Мама очень желала поскорее выдать Луизу замуж, но дочка всегда возражала:

— Матушка, я желаю принадлежать только тому человеку, которого полюблю всей душой.

Исключительно в этом вопросе и осмеливалась Луиза прекословить мамы.

В один прекрасный момент мама произнесла ей:

— Ступай к бабушке, отнеси ей пирожков и горшочек масла. Она захворала, и нужно её проведать. Заночуешь у неё, ведь ворачиваться домой по ночному лесу очень небезопасно.

Вправду, бабушка жила в примыкающей деревне, дорога в которую лежала через глухой лес. Места были беспокойные, действовала там шайка разбойника по прозвищу Сероватый Волк. И хотя за всё время существования банды никогда не было варианта нападения на даму либо бедного путешественника, всё же мама волновалась.

— Иди, не сворачивая с тропы, — наказывала она, — не зевай по сторонам.

Взяв плетенку, Луиза забавно зашагала по дороге, ведущей к лесу. Вступив под его сень, она малость оробела, ей сходу вспомнились жуткие рассказы о пропавших негоциантах. Но делать нечего: постояв, оглядываясь по сторонам, Луиза двинулась по тропинке.

Денек был погожим. Золотые солнечные нити пронизывали всё вокруг, проникая через густые кроны деревьев. Лес казался заполненным драгоценной пылью. От таковой красы Луиза сходу забыла о ужасах и стала своим мелодичным голоском напевать весёлую песенку. Оказавшись на броской опушке, собрала букет полевых цветов, и вдруг ей захотелось поспать. Она прилегла на мягенькую траву и уснула. Её золотые косы рассыпались вокруг, соперничая блеском с солнечными лучами, нежные щёчки разрумянились или от сна или от солнца и ветерка, пухленькие, чуток мокроватые, рубиновые губы растянулись в сонной ухмылке.

Луиза и не ведала, что всё это время за ней внимательно наблюдают две пары глаз. Один из наблюдателей — ребенок, приблизительно её лет. 2-ой был взрослым юным человеком, высочайшим и широкоплечим, в жилете из волчьего меха и тёмной шапке.

— Кто это? — спросил он собственного младшего товарища.

— Ааа, Луиза, Красноватая Шапочка, — усмехнулся тот и, прищёлкнув языком, спросил: — Что, хороша? Должно быть, к бабушке направляется…

Старший поразмыслил, склонился к товарищу и произнес ему что-то на ухо. Тот с удивлением воззрился на него и, с усмешкой кивнув, стремительно побежал в сторону деревни. Высочайший незнакомец постоял ещё малость, смотря на спящую золотоволосую кросотку, позже присел неподалёку от неё.

Вдруг Луиза пробудилась, села, потягиваясь, и в один момент увидела сидевшего на травке незнакомца. Испуганно вскочив, она уставилась на него большими зелёными очами.

— Кто вы? — пролепетала дрожащим голосом.

— О, не пугайся! — улыбнулся юноша, как будто зачарованный смотря ей в лицо. — Я не причиню для тебя зла… Ты ведь Луиза?

— Дда, — неуверенно кивнула она.

— А я Этьен… Но все зовут меня Сероватым Волком, — он вдруг дерзко усмехнулся, окидывая её изучающим взором сероватых глаз.

«Вот это вещичка! — на уровне мыслей присвистнул он. — Фигурка-то! Ммм… Если она в платьице так хороша, то что все-таки спрятано под платьишком?» Его воображение нарисовало ему такую невероятную картину, что на лбу Волка выступил пот, а понизу он ощутил жаркое напряжение.

— Вы… разбойник? — упавшим голоском переспросила женщина.

— Да, — засмеялся он, и от его хохота она чуть не лишилась эмоций, — но… для тебя я не причиню зла, — успокоил он и сходу спросил: — Ты идёшь к твоей бабушке?

Она кивнула, не способен ответить и всё-таки, взяв себя в руки, шепнула:

— Она больна… я несу ей поесть…

— Ты рачительная внучка, — улыбнулся Волк.

Его глаза практически сверлили её с головы до ног. Луизе почему-либо стало горячо, и она побагровела.

— Вы очень разлюбезны, — шепнула чуток слышно.

— Гласи мне, пожалуйста, ты, — вновь улыбнулся он и взял её за руку.

Луиза вздрогнула, но руки не отняла. Его ладонь была таковой сильной и крепкой, но так осторожно держала её небольшую ручку, что Луиза совсем успокоилась и закончила страшиться. Она подняла большие изумрудные глаза и поглядела ему в лицо. Встретив его сероватый взор, она улыбнулась. От её ухмылки Этьен растерял дар речи. Он стоял и как последний болван смотрел на её мокроватые обворожительные губы.

— А вы… ты совершенно не ужасный, — вдруг призналась она. — Почему тебя все страшатся?

— Гм, — Этьен на мгновение смешался, — люд любит придумывать, — улыбнулся он. — Я граблю только богатых и скупых негоциантов либо слуг короля… Обычных людей никогда не трогаю.

— О, ты как будто Робин Гуд? — восхищённо спросила Луиза.

— Нет, — он усмехнулся, — пожалуй, на него я не похож…

На мгновение меж ними воцарилось молчание. Этьен продолжал держать Луизу за руку, осторожно сжимая кончики тонких пальчиков.

— Ну, мне пора, — вновь краснея от его взора, спохватилась женщина, — скоро начнёт темнеть, а по ночному лесу я боюсь ходить.

— Чего для тебя страшиться, если предводитель разбойников стоит рядом с тобой? — засмеялся он.

И вдруг предложил:

— Давай-ка я провожу тебя до деревни. Совместно идти веселее.

— Да, пожалуй, но… — она смутилась, — матушка мне строго настрого наказывала не зевать по сторонам и…

— Ересь! — он махнул рукою. — Разве мы будем зевать? Мы пойдём стремительно. Для тебя нечего страшиться, если тебя провожает сам владелец леса Сероватый Волк.

Он снова засмеялся, и от его хохота ей тоже стало забавно.

Спустя малость, они шли по тропинке, взявшись за руки и болтая о различных пустяках. В конце концов, показалась деревня. Волк в один момент тормознул и произнес:

— Прости, но далее ты дойдёшь одна…

Он пронзил её взором сероватых глаз и вдруг схватил за плечи, придавил к для себя и поцеловал в пухленькие губы. Луиза совершенно не ждала такового поворота событий, она, как птичка, застыла в его сильных руках. От его поцелуя у неё земля ушла из-под ног. Его губки были такие тёплые и мягенькие, и целовал он еще нежнее, чем мама либо бабушка. Луиза совершенно растеряла голову и, пропустила его язычок для себя в ротик. Когда она опамятовалась, Волка уже не было. Она стояла одна на окраине деревни.

В это время её бабушка дремала в кресле. Она уже не болела. Точнее, она вообщем не болела, а внучку вызвала к для себя, потому что ей очень хотелось её узреть, но она страшилась, что мама побоится отпускать девченку одну через лес. Вот старуха и выдумала надуманную болезнь. По ту сторону окна послышался неясный шум, выглянув во двор, старушка увидела, что куры прорвались в огород. С нехарактерной её возрасту прытью бабушка кинулась прогонять куриц.

В приоткрытую дверь осторожно прошмыгнул высочайший незнакомец. Он стремительно набросил на себя старушечий халатик, напялил чепчик, нацепил очки и юркнул в кровать бабушки, до подбородка натянув одеяло.

В дверцах зазвенел колокольчик. Юноша, изменив глас на скрипучий старушечий, спросил:

— Кто там?

— Это я, Луиза.

— Там открыто, дитя моё. Входи.

Дверь открылась и перед надуманной бабушкой стала хорошая внучка. Она всё ещё не опамятовалась от происшедшего, её лицо пылало, а все мысли были о Волке.

— Бабушка, ты так больна, что весь денек лежишь? — обеспокоенно спросила Луиза и присела на край кровати.

— Да, дитя моё, — грубым не своим голосом отвечала «бабушка».

— Бедная! У тебя таковой твердый глас!

— Да, я простудилась страшно… Как я рада, что ты пришла ко мне, девченка! Ведь ты поухаживаешь за собственной бедной бабушкой?

— Естественно, бабуленька! — женщина забавно улыбнулась и стала разбирать плетенку.

— Ах, деточка, оставь ты эту плетенку! — простонала «бабушка». — У меня сильный жар, меня трясёт в ознобе…

— На данный момент я согрею грелку, — Луиза метнулась в сторону кухни.

Но «бабушка» приостановила её:

— Да не поможет мне грелка! Лучше вот что… Сбрось платье и приляг ко мне… Согрей меня…

Луизе не приглянулась мысль бабушки: ей совершенно не хотелось лезть в горячую кровать в этот душноватый вечер. Но Красноватая Шапочка была послушливой девченкой и она быстренько сбросила платье и чулочки, оставшись в белоснежной нижней юбочке и беленьком, увенчанном кружевом, корсете. Она уже было желала прилечь рядом с бабушкой, но та вдруг закашлявшись, уже совершенно не своим голосом прохрипела:

— Не будь глуповатой, дитя! Сними вообщем всё… Мне необходимо ощущать тепло твоей кожи, а не шуршащие накрахмаленные узоры!

Вздохнув, стоя у самой кровати, Луиза принялась медлительно снимать остатки одежки. Корсет скрывал две очаровательные маленькие башенки, высоко приподнятые и кругленькие, украшенные малеханькими марципановыми шариками. Тонюсенькой талии совершенно не требовалась корсетная затяжка. Впереди она перетекала в тонкий живот с крохотной ямочкой, а сзади в упругие округлости с бархатистой кожицей. Точёные ножки оканчивались роскошными лодыжками и малеханькими, полностью детскими ступнями. А меж ножками… меж ножками скрывалось крохотное, лишённое растительности местечко, напоминающее роскошный пирожок со щелочкой в серединке. Так и хотелось взять его в ротик и почувствовать его вкус.

Когда одежка свалилась к ногам Луизы, из кровати донёсся непонятный звук, как будто бабушка решила отправиться на небеса.

— Бабуленька! — женщина в испуге ринулась к бабушке и склонилась над ней.

Упругие пирамидки повисли над самым «бабушкиным» лицом. Казалось, старушка погибает.

— Я на данный момент, дорогая бабуленька! — приподняв одеяло, женщина пристроилась на самый край кровати и растянулась повдоль жаркого тела «бабушки».

Её сходу поразило, что бабушка еще выше её ростом. Кругленькая, схожая на колобок старушка на данный момент была длинноногой, высочайшей и… куда-то делся её животик! А ещё меж её мускулистыми ногами располагалось нечто… нечто, чего у бабушки уж точно быть не могло… «Может… я просто не знала, что моя бабуля… малость не такая?», — поразмыслила Луиза и вздрогнула от этой мысли.

— Что с тобой, деточка? — прохрипела «старушка». — Что ты лежишь, как неживая, обними свою бабушку…

— Бабушка, — шепнула Луиза, — а… почему ты такая большая?

— Большая?… Не гласи глупостей, дитя моё! Всю жизнь такая была… Просто одежка… нередко бывает обманчива, — растолковала «бабушка» и вдруг сильными руками чуток приподняла внучку и придвинула её поближе к для себя.

— Ооо, бабуленька, мне кажется, для тебя еще легче, ты… такая мощная, — изумлённым взором, краснея, Луиза уставилась в глаза «бабушке».

Очки съехали, и Луиза увидела знакомый сероватый цвет. Она онемела. А Волк — это был конкретно он — рассмеялся и сорвал с головы старушечий чепец.

— Отпусти меня! Я закричу! — шепнула Луиза.

— Ори, деточка, — ухмыльнулся он, — ори, если… сможешь.

И вдруг впился в её губы. Луиза стала вырываться, но он сжал её, как будто в тисках, и стал целовать настойчивее. Внезапно Луиза сообразила, что совершенно не желает вырываться. Её как будто уносило в каком-то вихре, приподняло, завертело, закачало. Дыхание сбивалось, то учащаясь, то останавливаясь вообщем. Бедная женщина застонала, совсем теряя волю и остатки рассудительности.

А губки Этьена вдруг заскользили по её шее и — о, кошмар! — стали осыпать поцелуями её упругие пирамидки. Зелёные глаза расширились на пол-лица. «Неужели… он желает меня съесть?! — чуть не теряя сознание, поразмыслила она. — Ведь за что-то же его окрестили Сероватым Волком… Вдруг он съедает собственных жертв?» Но спустя мгновение она решила: «Нет, пожалуй, он же… делает мне так приятно… Кажется, он просто голубит меня». И Луиза мурлыкнула что-то нечленораздельное, расплываясь в ухмылке.

Но почему же матушка категорически воспрещала ей лобзаться с юными людьми? Мама гласила, что должно быть больно… А ей на данный момент так отлично!..

— Мммм, до чего же ты сладенькая, детка… — выдохнул Этьен осиплым голосом. — В жизни не пробовал ничего нежнее твоих красот! Златовласочка моя малая!

От его поцелуев и этих слов голова у Луизы закружилась ещё больше, по телу стали пробегать жаркие волны. Она вдруг с удивлением и опаской сообразила, что понизу, меж ножками стало мокро. Она ощутила, как по бёдрам пробежала капелька. «О, как это не впору, — встревожилась Луиза, — должно же было начаться недели через две… Как постыдно!»

В один момент его рука медлительно опустилась ей меж ножек, его пальцы стали щекотать её там, потеребливать, раздвигать щелочку.

— Ооо, твой пирожок совершенно мокренький, — улыбнулся Этьен и провёл пальцем по её ротику, — попробуй.

А позже вновь поцеловал сочные губы на смущённом лице.

Луиза сообразила, что эта влага не кровь. Чуть он пощекотал её в заветном месте, она ощутила, что «пирожок» практически зажегся, истекая расплавленной смолой. Она застонала и, выгибаясь, очень прижалась к Волку.

И вдруг, привстав на колени, Этьен высоко задрал её ножки и положил их для себя на плечи. Её пылающая потаенна раскинулась прямо перед ним. Зелёные глаза испуганно расширились, наполняясь слезами.

— Тсс, — он обширно улыбнулся, — на данный момент твой милый пирожок я сделаю кексиком… Это практически не больно. Доверься мне, детка… Будь послушливой! Для тебя понравится!

Он склонился лицом к «пирожку» и лизнул его. Луиза вскрикнула, из глаз полились слёзы. И она закрыла глаза от охватившего её ужаса. Этьен вдруг провёл кое-чем по её местечку и нажал кое-чем толстым и жарким. Луиза вновь вскрикнула, сейчас от боли. В один момент она ощутила, что это толстое и горячее мягко проскользнуло вовнутрь неё, заполнило её собой. Это было так не по привычке… На миг Луизе стало жутко, но позже она ощутила, как Этьен стал двигать этим, чуток ударяя её, скользя снутри «пирожка». И чем больше он двигал, тем посильнее было её желание пропускать это вовнутрь себя.

— Этьен… — выдохнула она с ухмылкой, отдаваясь его власти.

В этот момент, когда вздрагивающий Волк всё ускоряя ритм, завладевал Луизой, в комнату возвратилась бабушка. Лицезрев на собственной кровати такое зрелище, она поначалу онемела, а позже, зажав ладонью рот, ринулась к соседу-охотнику. Старуха намеревалась позвать на помощь, чтоб уже хоть не спасти честь внучки, так хотя бы наказать злодея.

В один момент Луиза ощутила снутри жаркий толчок. От неожиданности и какого-то необычного жара она вздрогнула, выгнулась и с кликом посильнее прижалась к Этьену. Тот тоже заорал и, прижимая к для себя, стиснул ладонями её талию. Он упал рядом с ней и сжал её ладошку.

Луиза чуток приподняла головку и увидела меж ножек кровь, смешанную с кое-чем светлым, что медлительно вытекало из её местечка. Она закрыла лицо ладонями и зарыдала. Этьен чмокнул её в плечико, укрыл их обоих одеялом и, казалось, уснул.

И здесь в комнату ворвались бабушка с охотником.

— Ах, ты, подлец! — охотник наставил на Волка ружьё. — Что ты для себя позволяешь?!

Но внезапно Луиза, прижавшись к Этьену, охватив его шейку своими ручками, раскрыв большие изумруды собственных глаз, заорала:

— Бабушка! Пощадите! Это человек, которого я люблю! Не допустите моего несчастья!

На последующий денек была свадьба. Улизнув от гостей, взявшись за руки, Сероватый Волк и Красноватая Шапочка посиживали на той поляне, где они вчера повстречались.

— Этьен, — краснея, шепнула Луиза, — ты не сердишься на меня?

— За что?! — обширно улыбнулся он, удивлённо уставившись в зелёные глаза.

— Ну, я же… выходит, что я принудила тебя жениться, — чуток слышно отвечала она.

Волк рассмеялся.

— У меня был выбор — пуля либо свадьба. 2-ое, непременно, приятнее, — усмехнулся он.

И вдруг став серьёзным, поднял её лицо за подбородок и, смотря в изумруды её глаз, признался:

— Я сам желал заполучить твою руку с самого первого мгновения, как увидел тебя. Ты просто свела меня с разума, малая Златовласочка! И… я не сумел удержаться… Ты же… прощаешь меня?

Подставленные для поцелуя губы были ему ответом.