Мысли вслух. Глава 4: Графини Хеллфаер-Бладблейд. Часть 3

Категория: По принуждению

Очнулась Ширке достаточно скоро. Встала на дрожащие ноги, попробовала хоть малость утереть белесую жидкость, залившую всю ее попу, травой — неудачно, только перепачкалась в липкой пахнущей жиже. Ей хотелось рыдать, но она держалась до конца — наплевав на все, натянула пропитанное семенем конюха белье, поправила юбку, прическу и поклянчила домой — ноги отрешались сходиться совместно.

Прошмыгнув в комнату, она позвала через дверь Селесту — свою служанку — и повелела принести воды, чтоб умыться. Получив, что желала, Ширке кое-как стянула прилипшее к коже белье, отодрала уже подсохшую сперму, помылась и попросила принести еще воды. «Стирать я буду сама — если Селеста усвоит…» Но служанка, казалось, что-то заподозрила — еще бы, даже через щелку двери она могла учуять запах мужского семени, который стоял в комнате госпожи.

Только к вечеру женщина смогла избавиться ото всех следов произошедшего и все равно ей казалось, что запах спермы к ней привязался. Снова хорошо помывшись, надушившись, приняв на всякий случай травки от беременности — их она купила еще до замужества, просто из энтузиазма, никогда не задумывалась, что понадобятся — Ширке, совсем обессиленная, повалилась на кровать и заплакала. «Что мне делать? Расскажу государю Роланду — до конца дней буду сносить его многосмысленный взор. Маме? Но ее нет… Шана… как мне тебя не хватает! Ты бы спалила подлеца! Что я скажу Карену? Ничего! Решительно ничего! Он меня просто уничтожит… Боги, я испытала оргазм не с ним, а с этим чудовищем! Что все-таки сейчас будет?» Не обнаружив ответов на свои вопросы, графиня уснула неспокойным сном.

Весь последующий денек она не выходила из дома, опасаясь высунуться за порог. Ширке подслушивала дискуссии слуг, ждя услышать какие-нибудь ужасные сплетни. Ничего не было.

Днем, на 2-ой денек после насилия, графиня сообразила, что ее мочевой пузырь больше не выдержит — придется выйти на улицу. Крадучись, как будто воровка, она прошла повдоль сада и встретила не так давно показавшегося тут садовника — прыщавого худенького юношу — Питера, кажется. Он отвесил ей уважительный поклон и куда-то пошел. Туалет в доме на данный момент вычищали, потому женщина была обязана пользоваться отхожим местом для прислуги — слабым, не вызывающим доверия сооружением, с поворачивающейся щеколдой в роли замка. «Ужас, как можно воспользоваться кое-чем схожим. Меж досками большие щели… Может, для вентиляции…» Она постучалась — молчание. Дернула ручку — закрыто.

— Там есть кто-либо?! — ответа не последовало. Набравшись смелости, женщина заглянула в щелку и увидела. Что снутри пусто, но щеколда сама оборотилась и заперла кабинку изнутри. — Ну вот! — не теряя надежды, Ширке нашла тоненькую палочку недалеко, просунула в щель меж дверцей и стенкой, поддела щеколду и, в конце концов, смогла войти. — Ура!

Спустив трусики, ликующая женщина села поудобнее и, расслабившись, зажурчала.

Топ, топ — снаружи раздались приближающиеся шаги.

— Занято! — движение не прекращалось.

Здесь кто-то подошел к двери и гвоздем сделал ту же нехитрую функцию, которую сама Ширке использовала для открытия кабинки. Возмущенная и напуганная женщина только и успела натянуть трусики, не закончив свои дела. В дверцах показался конюх.

Повисло молчание — Ширке просто растеряла дар речи. «Как? Почему? Для чего? Нет!» — вопросы сыпалиь один за одним, а тем временем мужик вошел в тесное помещение и запер за собой дверь.

— Я буду орать — полу шепнула, полу пропищала напуганная и съежившаяся графиня. Звучало это неубедительно и конюх придвинулся поближе.

Женщина в ответ забилась в угол. Он отрезал собственной тушей все пути к отступлению, потом нарочито медлительно, неспеша стал развязывать брюки, неприятно ухмыляясь. Ширке была так очень испугана, что просто смотрела на происходящее и дрожала в собственном углу. Брюки опустились и из их показался готовый к бою большой по меркам девицы член. Шаг вперед и орудие уже упирается в животик маленькой даме. Смотря ей в глаза, конюх молчком наклонился и стал подымать юбку. Мелкие кулачки оказали жалкое сопротивление, не хотя позволять мужчине достигнуть собственного. Его большая рука легла на промежность графини, сокрытую одежкой. Она вздрогнула от прикосновения и конюх ощутил жаркую воду на собственной руке — женщина описалась. Ухмыльнувшись густо покрасневшей даме, он начал оголять нижнюю часть ее тела. В неразговорчивой борьбе прошла еще одна минутка. С каждой секундой Ширке, не способная оказать подабающего сопротивления, сдавала позиции, пока ее трусики не порвались в отчаянной последней схватке. Эту битву она проиграла.

Конюх присел и придвинулся поближе, глаза дамы обратились вниз, где большой скользкий набалдашник угрожающе приблизился к ее щелке снизу. Не отрывая взора от сурового противника, Ширке поднялась на цыпочки. Как она на данный момент сожалела, что не прогуливалась обучаться балету в детстве! А мать гласила… Приняв игру, мужик приподнялся и упер член в половые губы графини. Поражаясь самой для себя, она встала на пальчики. Член поднялся выше. Подрагивая, не имея сил удержаться так высоко и далее, женщина медлительно стала опускаться, половые губы раздвинулись… Нет! Она опять наверху.

На длительно ее не хватило. Равномерно, сама того не хотя, женщина, взмокшая от натуги, все ниже и ниже опускалась на член, пока ноги ее оканчательно не подвели — Ширке опустилась и детородный орган мужчины вошел в нее наполовину. Очевидно, утомившись от этой никчемной игры, конюх при очередной попытке девицы занять высоту резко разогнул ноги.

— Ай! — этот вскрик ознаменовал окончательный проигрыш графини — она оторвалась от пола, нанизанная на большой член и зажатая в углу. Большой набалдашник больно упирался в матку.

Подсознательно Ширке заскребла по стенкам вокруг пальчиками, ждя отыскать опору, способную посодействовать ей слезть с этого копья. Она ощущала себя червем на крючке.

Могучие руки мужчины схватили ее за ноги и немного приподняли:

— Великоват, а? Побольше чем у супруга?

— Мне больно! Прекра.. Ай!

— Больше?! — он опять насадил ее на копье.

— Да-да! Прошу Вас! — заскулила женщина.

— Вот так лучше, — опять он ее приподнял. — Но ничего, скоро привыкнешь, потерпи чуть, — опять боль.

— Ай! Ах! Ай! — мужик стал медлительно всаживать в Ширке собственный член. На каждый толчок она отвечала вскриком.

Пытка длилась минутки две, скоро она закончила ощущать боль, ее киска стала мерно скользить по фаллосу, а соски вероломно затвердели. Опять, вопреки всему, в этом грязном туалете, насаженная на член конюха, она стала возбуждаться. Это не ушло от внимательного взора насильника.

— Ну вот, видишь? Привыкла к размерчику-то.

— За-чем ты ме-ня му-ча-ешь? Ах! — она гласила по слогам из-за того, что конюх повсевременно подкидывал ее на собственном стержне. Сама того не замечая, женщина уже приобняла его за шейку и неуклюже опутала широкую спину ногами.

— Мучаю? Ну что ты, крошка! Я для тебя делаю приятно.

— Неправда! Ох!

— Гласи, что хочешь — для себя не соврешь. Ты ведь вся течешь. Думаешь, не чувствую твои соки на яичках? Ха! Нет, сестрица, я для тебя одолжение оказываю! И брось эти свои штуки! Ты классная баба, а твой супруг — слабак, ну и дурачина, раз оставил тебя тут одну. Сам повинет, что не досмотрел за тобой. Так что не сокрушайся — ты ничего поделать не могла… Ох… хороша…Вот так… да… А меня супруга бросила — пока был на войне удрала к другому. Вот я и присмотрел тебя, крошка. Ты мне в самый раз. Малая такая… Люблю малышек… Ох… да… — он уже долбил ее со всей силы, вколачивая в нее свою дубину, от чего слабый туалет начал, скрипя, качаться. Ширке закусила руку, чтоб не стонать в глас, на большее ее не хватало — ноги сами собой пробовали вжать мужчину глубже. — А ты, дурочка, скрываться от меня вздумала! Если бы брат не произнес, так и трахал бы твою Селесту.

— Что?! — она не веровала своим ушам — Брат? Селеста? — ее служанка была ей близкой подругой и, на сколько было понятно Ширке, до сего времени являлась девственницей.

— Ну да, Питер — садовник — мой брат. Он твою сисястую служанку еще вчера вечерком на сеновале завалил. А сейчас отдал ее мне. Сосет приемлимо, по последней мере, когда братишка сказал, где тебя находить, я был готов… Да! Да… да, крошка…Ух… отлично… А ты что, не увидела что ли, как хуй стоял? Ну и вошел просто, слюнявый-то!

«О Боги! Они… мою Селесту… Как так?!» Но с уст графини срывались только стоны. Она обымала собственного насильника, а он подбрасывал ее как будто пушинку на собственном члене, сотрясая кабинку и оглашая ее чавкающими звуками.

— Ха, служанка у тебя что нужно… Но все не то… мне понравилась ты. И знаешь что? Я не отступлюсь — буду ебать тебя всегда и всюду. Мужчине нужна баба, моя ушла, сейчас ты будешь моей бабой. А для тебя тоже нужен мужчина — не этот цыпленок с пестиком. Мы поможем друг дружке. Ты получишь то, что хочешь и заслуживаешь, а я получу тебя. Так что решай… — с этими словами он снял с члена сотрясшуюся в последней судороге оргазма даму, посадил ее на пол и стал дрочить, заливая ее голову и платьице семенем. — А-а-а-аргх! Ох… ох… отлично… Да… вот так… Ух… отлично пошло… — он выдавил ей на волосы последнюю порцию, заправил член в брюки, открыл дверь туалета и вдохнул свежайший воздух. Потом произнес, оглянувшись. — Так что решай, крошка, где я тебя ебать буду — там, где нас могут увидеть либо у себя на хате — там нам никто не помешает. Приходи, короче.

Оставив вновь изнасилованную даму посиживать в туалете, он ушел.

— Ну как, приходил кто? — донесся до Ширке глас конюха.

— Ну да, я их всех спровадил. Правда, думаю, они сообразили, что там кто-то ебется — кабинка ходуном прогуливалась, чуток в щепки не разлетелась, ну и твоя девка не особо смущалась стонать… — ответил Питер.

— Хорошо, пошли, — предстоящего графиня уже не могла услышать. Она занялась скорыми сборами. Использовала бумагу, чтоб как-то утереть еще не засохшую слизь, а позже прошмыгнула в дом — ей предстоял очередной денек в чистке от семени конюха. — А у тебя как?

— Что?

— Ну, эта, сисястая шлюха… Селеста, кажется…

— А, она… Ну, когда ты пошел ебать нашу госпожу, я не мог уделить ей подабающего внимания — на шухере ж стоял, твои яичка прикрывал…

— А вообщем?

— Сосать ей еще обучаться и обучаться, а остальное… Ниче так, сойдет. Я ее успел даже в сиськи трахнуть.

— А в жопу?

— Как же без этого?.. У тебя как?

— Что?

— Ну, как депрессняк по супруге, наша крошка его сняла?

— Еще б не сняла — я бы сам ею снял…

— Думаешь, придет? Кажется, бойкая.

— Бойкая? Есть малость. Мне такие нравятся. Но знает, когда тормознуть и отдаться. Придет, как пить дать придет. Могу поспорить, что она сама явится и попросит себя трахнуть.

— Ну, спорить не буду…

— Знаешь, очень мне она припоминает кое-кого…

— Кого?

— Ну, ту сучку, которую мы трахнули по пути домой — которая жрица.

— Ну ты ишак!

— Чего?!

— Так это ж ее сестра!

— Да ну!

— Ты даже не сообразил, что ебешь ее сестру?! Ха, ну даешь… Хотя, пока ей об этом знать не непременно. Как для тебя ее мама?

— Мама? Да ну, старовата она!

— Сам ты «староват»! Она — дама в самом соку, не то, что эти молодые неумехи.

— Для тебя что, такие нравятся? А Селеста?

— Ну, Селеста никуда не денется, но я желаю засадить роскошной матроне. Это старик у нас целок любитель, да ты на молодых да малеханьких западаешь.

— Ну, целки всем разламывать любо… Но старик наш, естественно, спец по раскорчеванию.

— Ну, твоя супруга — наилучшее тому подтверждение.

— Что?

— Что слышал.

— Папка… ее?

— А она произнесла, что с тем кузнецом оставило девичество? Нет! Ее папа на секс развел, обучил всему, что ты любишь — тебе старался.

— А, ну и пофиг.

— Знаешь, может к нам скоро возвратится наша рыжеватая жрица…

— Правда?

— Хорошо, а?

— Ну да, ее ебать мне понравилось — темпераментная баба! «С огоньком»! А ты что? Вроде на взрослых глаз положил.

— Не знаю. Запала она мне в сердечко. Ее я всегда не прочь натянуть. Кстати, пора и Малого приобщать ко взрослой жизни. Задумайся об этом на досуге. Хорошо, пока, дел много.

— Ну, бывай…

И конюх побрел в сою хижину.