Сказка о четырёх путниках (из ненапечатанного в 1001 ночи). Рассказ второй

Категория: Гомосексуалы

Начал рассказ 2-ой путешественник:

— У меня тоже есть кое-что поучительное на нашу тему. Но расскажу при условии, что вы постараетесь извлечь себе урок. Друзья, всегда почитайте Создателя, и никогда не рвите уз братства, никому не завидуйте, ибо зависть — огромное несчастье- не допускайте в сердечко чувство вражды, сдерживайтесь за минуту гнева, воздерживайтесь от нечестных дел и недоверия и не питайте злости к людям.

— Рассказывай, послушаем, — подбодрили его попутчики.

«В юности я был очень прекрасным юношей. В один прекрасный момент в неплохом настроении я проходил мимо замка Омара бени Юсуф. Напротив замка был хауз. Было очень горячо, я разделся и стал купаться. Моё тело отдыхало под холодными струями хауза, наслаждаясь прохладой и свободой. А в замке у Омара гостил аскер-баши Ниёз, самый сильный главнокомандующий ханства, во всём мире не было такового сильного война. Он отдыхал на крыше замка, после очередной победы над неправильными, и неприятелями падишаха Омара, вдруг увидел меня и не одним, я 100 сердцами втюрилась в меня, но как настоящий гордый вояка, не показал вида. С крыши он бросил яблоко. Оно свалилось около меня, я поднял его сел на корточки и стал есть, всё время посматривая на крышу дворца. Я увидел маленькую дверцу, за ней стоял этот сильный и непобедимый вояка. Он был в ординарном халатике, но сколько власти и величия было в его очах! Я был покорён его императивным взором, движением его густых бровей, во мне забурлила кровь, и я страстно возжелал греховной близости с героем и победителем орд неправильных. Я встал и некое время стоял ошеломлённый, а когда очнулся, Ниёзбай продолжал стоять на том же месте, улыбался и гладил правой рукою свои усы и бороду, а левой собственный халатик, точнее то место халатика, под которым находится то, что делает мужчину мужиком. Он тогда не сообразил, что я готов сдаться, к тому же я был без одежки, и очень стеснялся от переполнявших меня эмоций. Я прикрывал собственный детородный орган рукою. Как будто гул грома прозвучал его бархатный глас:

— Как тебя зовут, парень?

Я именовал своё имя.

Три денька попорядку я прогуливался к тому хаузу, чтоб только узреть ухмылку Ниёза, наслаждаться его мужественной красотой, хотя, уходя от хауса, всякий раз я клялся, что забуду сюда дорогу. Ниёзбай показывался в двери, распахивал собственный халатик и я лицезрел, что зебб героя был необыкновенной, величавой красы. Он брал его в левую руку и гладил, позже просто раскачивал им. Я смотрел на зебб Ниёза, как зайчик глядит в пасть удава. На четвёртый денек аскер-баши через собственного слугу, нашёл нам скрытое место для встречи в замке. Там я в первый раз оказал мои ласки не даме, а войну. Ниёз завладевал мной, как рабыней на невольничьем рынке, но я не ощущал стыда, я отдавался герою и нашему спасителю от язычников, это заглушало глас моей мужской гордости. Время от времени, я прогуливался к нему, но почаще он, под покровом ночи, приходил в мой дом, и мы предавались любви. Мы готовы были дать жизнь друг за друга. Смыслом моей жизни стало, доставлять наслаждение, и успокоение моему герою. «Мой ягнёночек», так звал он меня после нашей любовной битвы. Так прошло достаточно длительное время.

В один прекрасный момент Омар бени Юсуф посиживал в гостиной, со своими приближёнными. Гласили о разном, что было допустимо при падишахе, Омар спросил:

— Какое самое смачное яство?

Один из приближённых ответил:

— Я откормил несколко цыплят сахаром и наватом, миндалём и перцем, давал малость грецкого орешка, гиацинты и белоснежный рис. Ни одно блюдо с ним не сравнится.

— Я такового ещё не вкушал, произнес Омар.

Тот пошёл домой, зажарил несколько цыплят и принёс Омару. Омар оценил блюдо по достоинству, потому что с глубочайшим почтением относился к аскер-баши, бывшего в то время его гостем, но по некий причине не явившегося на пир, то 1-го цыплёнка положил около себя, а других отослал самому мужественному войну, приложив к цыплятам ларец с драгоценностями для бессчетных наложниц любвеобильного Ниёзбая. А разгорячённый воспоминанием о прошедшей ночи, аскер-баши, отдал приказ начинить цыплёнка рубином, жемчугами и другими драгоценными камнями из ларца и со слугою выслал собственному юному другу, другими словами мне. Я не знал, что курица начинена и призвал собственного чернокожего раба, которого купил, специально для нас с Ниёзом. Он был обучен утонченным приёмам африканской любви, у него был длиннющий, но умопомрачительно узкий клинок и я в нетерпении желал насладиться им. Но я желал сделать его своим братом, так я полюбил чернокожего.

— Давай скушаем эту курицу совместно, а позже начнём поединок любви!

Я взял птицу, разрезал, и вдруг оттуда посыпались эти рубины жемчуга и драгоценности. От неожиданности у моего раба вылезли глаза из орбит, он даже мясо не мог есть. Я здесь же поделил драгоценности напополам, а после, отпустил его на волю. Он взял свою долю драгоценностей и ушёл. Оказывается, пошёл он к Омару и всё поведал. Разъяренный Омар здесь же послал человека за мной, призвал аскер-баши и произнес ему:

— Ах ты, предатель, вот какова твоя благодарность за моё радушие и доброе отношение к для тебя и твоему дому! Грешным поведением отплатил ты мне!

— О, властелин — ответила ему Ниёз. — Я поступил так по двум причинам. 1-ая: такая, видимо была воля Аллаха, 2-ая: моё сердечко! Оно вышло из послушания, потому я передарил твой дар моему возлюбленному. А сейчас делай, что хочешь!

— Ах ты развратник! Тебя даже мой гнев не страшит!

— О, владык, разве любовь думает о жизни? Я — вояка то молодости моей, я привык рисковать жизнью и не дорожу ею. Для чего мне размышлять о твоём гневе?

Омар прочно задумался над его ответами, а позже спросил меня.

— А ты, откуда?

— Из этого же городка! — ответил я.

— Ты, срамник, видимо не знал к чьему замку пришёл срамиться и купаться обнажённым, и какого человека ввёл в неестественный грех, чем разъяснить таковой твой поступок?

Я, утратив всякую надежду сохранить жизнь, ответил:

— Да пусть будет долгой жизнь властелина, я готов был умереть, когда поразмыслил об этом, но желание оказалось посильнее моей воли! На данный момент мне всё равно. Чего я желал, того достигнул. Сейчас воля твоя, делай, что хочешь!

Снова Омар задумался, а позже оборотился к слуге и произнес:

— Я для тебя поручил смотреть за аскер-баши Ниёзбаем, и докладывать мне обо всём и обо всех с кем встречается Ниёз. Почему ты пошёл на это дело, покрывал этот срамной поступок 2-ух парней, и не доложил мне?

— О, властелин, — произнес слуга, — меня сбили с пути дирхемы и динары! Есть ли в мире человек, которого средства не совращают с пути?

Омар опустил голову и задумался. Через некое время, он произнес.

— На все мои вопросы вы ответили правдиво. Правдивость покоряет нас! Я прощаю всех!

Он подарил аскер-баши Ниёзу тыщу динаров, милость его распространилась и на меня, он дал мне трёх воинов варягов с севера, слуге отдал свободу, а моему рабу, который наябедничал на нас, произнес:

— Ах ты незаконнорожденный, этот парень поступил с тобой великодушно, поделил с тобой ложе любви, как с равным, выкупил тебя из рабства. Ты совместно с ним ел курицу, он дал для тебя половину драгоценностей,… поделился собственной потаенной. Только порождение беса могло порвать заавесь над этой потаенной, желать пролития крови 2-ух влюблённых сердец! Для тебя и того показалось не достаточно! Ещё встревожил мой падишахский покой! Вот, означает какова твоя дружба, даже тайну не мог сохранить!

И здесь же отдал приказ этого негодяя, невезучего ябедника высадить на кол на главной площади. Глашатаям, повелел сказать, что каждый, осмелившийся доносить на брата собственного либо друга понесёт такую кару, что бы другим не было повадно! Вот уже год, как эти красивые германские цветки, красавцы-гладиаторы с запада погибли, скоро покинул это бренный мир стойкий и мужественный герой, аскер-баши Ниёз. Горюя по ним, я и брожу сейчас по свету. Полезность моего рассказа в поучении:

Никто никому не должен завидовать, не должен наговаривать, потому что зависть и инсинуация — самые отвратительные черты человека».

Друзьям приглянулся этот рассказ, и они обратились к третьему, так как установилась его очередь.

Продолжение следует…