Степаныч

Категория: Измена

Денек

Поездами мне приходится ездить нередко. Обычно, ничего необыкновенного в пути не происходит, и детали этих поездок равномерно выпадают из памяти. Но вот одно путешествие, которое я предприяняла в феврале прошедшего года, видимо навечно запомнится мне, уж очень увлекательным и волнующим оно было.

Заблаговременно извиняюсь за внедрение ненормативной лексики, но без нее передать весь вкус запрещенного плода, который вкусили я и мои попутчики, нереально. И еще, мой рассказ нацелен на аудиторию, которая старше 18 лет.

Мой поезд уходил из Москвы, с Ярославского вокзала. В пути ему предстояло пробыть двое суток, мой пункт предназначения был конечной станцией.

В купе, не считая меня, 19-летней худой студентки-блондинки, собрались еще пара фактурных новобрачных Вениамин и Анна и жилистый, лысый старик Степаныч.Его имя я выяснила позднее, по ходу движения. Что касается домашней парочки, то словоохотливый Вениамин здесь же выболтал свое и собственной супруги имя и вообщем гомонил без умолку, чем, кажется смущал свою гордую и несколько щепетильную супругу.

Благодаря Вениамину мы скоренько узнали, что поженились они неделю вспять, что деньки рождения у их приходятся на одно число(забыла какое, на числа нехорошая память) и сейчас движутся навестить его возлюбленную тетушку, которая из-за заболевания не смогла быть на свадьбе. Энтузиазм здесь, похоже, был не только лишь схожий, да и чисто вещественный, это можно было осознать из горделивых намеков любящего племянника на то, что у родственницы имеются не только лишь денежки, да и богатая недвижимость:

— Две гостиницы в Крыму, вилла в Италии! Но строгая, любит, чтоб все по ее было.

Анна неудобно улыбалась, дергала супруга за рукав, но, кажется, только раззадоривала его:

— Да что вы! Она на женитьбу квартиру подарила нам на Волгоградском проспекте. Желаете, фото покажу?

Я бросила маленький взор на очевидно сконфуженную Анну. Русая, волосы заплетены в богатую косу, зеленоватые безбрежные глаза с белоснежными перышками парусов и губки, налитые и зрелые, как ранешняя черешня, подернутая легчайшим парком утренней росы.

А вот кожа небезупречна, на лбу и на щеке-запудренные прыщи. Я посиживала и тихнько ликовала от этого наблюдения. Хотя, естественно, не подавала виду. Мое-то лицо почище будет!

Но я должна была признать, что, в общем и целом,уступаю попутчице в красе. Еще как она сняла с себя верхнюю одежку, я успела позавидовать ее длинноватым с широкими бдрами ногам, узенькой талии, прекрасным, ухоженным рукам с идеально отшлифованными ногтями. Но никому и ни за что не призналась бы в этом.

Что касается Степаныча, это был, по-видимому, безнравственный тип, со шныряющими под седоватыми бровями малеханькими, мутными глазками, нередко и как-то плотояно облизывающийся и, вообщем, ведущий себя, так некрасиво, будто бы в сочетании с ним никого не было.Как хорь какой в курятнике.

Что стоил один только его оценивающий, некий взор и привычка тщательно рассматривать попутчиков, фиксируясь на их телесных недочетах. Такому пристальному осмотру были подвергнуты все. Анну старик рассматривал подольше всех, при всем этом его глазки умаслились донельзя.

Столкнувшись со взором деда, женщина здесь же отвернулась, побагровела и приняла горделивую осанку. Степаныч удовлетворенно хехекнул.

А во мне, видимо, наш неловкий попутчик не рассмотрел ничего увлекательного. В дорогу я не стала наводить марафет и надевать линзы. В общем-серая мышка:джинсы, свитер, шарф, очки. Хотя многие меня считают прекрасной, не глядя на то, что я низкая ростом, с узенькими бедрами(хотя и стройными ногами), практически совершенно не развитой «мальчишеской» грудью, правда с большенными, крепкими сосками.

Как произнес один мой отвергнутый фанат «поджарая, как сучка».

Старик по началу молчал с энтузиазмом, как будто «для себя на уме» вслушиваясь в трепотню Вениамина. Потом деловито распаковал сумку, достал бутылку коньяка:

— Метнись-ка, Венька, за стаканами, счас пить будем. Это означает, доргу коротать. Дорога у нас дли-инная, увлекательная.

Вениамин взглянул на супругу.

— Не смей, слышишь,-сжала та его руку.

— Да не тушуйтесь вы, голубки. Дедушка на севере 40 лет оттрубил кочегаром. Сейчас вышел «на дембель», пищу ближе к югу, домишко обживать. И денежки есть. Западло не испить за дедушку!

Здесь, как на грех, в купе заглянула проводница.

— О, кросотка, принеси-ка нам стаканчики,-показал бутылку Степаныч.

— И что, из стакнов коньяк будете пить?-удивилась дебелая дама,-вообще-то в вагоне нельзя… Ну хорошо, счас,-лукаво подмигнула она старику и скоро возвратилась с 4-мя рюмочками.

— Особые, фирменные, вам, из чувства глубочайшего почтения!-снова подмигнула она деду, как будто в ее очах он имел авторитет.

— С нами выпьешь?

— На службе не имею права.

Она удалилась, демонстративно виляя бедрами.

— Чего это она?-проводил ее недоумевающим взором Вениамин.

— Чует сука кобеля,- непонятно к чему удовлетворенно «пропел» старый кочегар.

Сломал пробку, разлил ароматный алкоголь по рюмкам.

— Ну, давайте, за мое здоровье не плохое! Либо вам особенное приглашение необходимо?

Юные молчком смотрели друг на друга.

— Подождите, у меня шоколадка есть,-подыграла я и достала из дорожного пакета свою возлюбленную «Аленушку».

— Ай, молодец, девонька!-засуетился старик,- а я-то и не поразмыслил о закуси, склероз уж видно. Как звать-то тебя?

— Оксана.

— Ну а меня Степаныч, стал быть. Давай, Оксаночка, по малеханькой пока эти двое играют в целок.

Мы выпили. И так отлично сделалось снутри, как будто мир обрел красивую, добрую, нежную сущность.

Дед вышел. На столе, случаем либо нарочно, оставил собственный кошелек. Большой, невиданно пузатый, со старомодной застежкой. Навеняка решил прихвастнуть старенькый прохиндей собственной мошной. Смотрите дескать, птенцы желторотые, какие у опытных людей водятся деньжищи!

— Мы на данный момент же пойдем к проводнице и потребуем другое купе!-взвилась Анна,-дальше ехать с этим нахалом я не могу.

— Естественно, кисонька, естественно,- стал возмущаться ее розовощекий супруг,-он задумывается, если средств много, так все можно. Пусть бы и тогда ехал в СВ. Так нет же, в купе подперся.

А любопытно, сколько в этом кошельке средств?- заинтригованно взглянул на меня Вениамин.

Я неопределенно пожала плечами.

— А может там и не средства, а так, для понта.

— Не смей, слышишь!-снова одернула супруга Анна. Но тот уже схваился за эту бомбу с средствами.

— Да я только взгляну и все. Не красть же я собираюсь.

И здесь дверь быстро отъехала, явив нам злорадствующего Степаныча, я даже вздрогнуть не успела.

— Что, Венька, воровать вздумал? И не постыдно для тебя? Старика желал обобрать, пенсионера с маленькой пенсией,-он вырвал кошелек из рук попутчика, стал жадно пересчитывать крупнющие купюры.

— На данный момент скажу проводнице чтобы к станции ментов вызвала. На кошелечке-то отпечатки твои, скажу, что ты у меня средства украл. А их у дедушки мого было и пойдешь, дружок, по шагу. Годочков 5 лесок валить будешь в тайге. А у параши — противно, а в тайге- жутко.

— Да вы что, Степаныч?-растерялся Вениамин,- я просто поглядеть желал.

Он кинулся на деда, собираясь отнять кошелек.

Но кочегар хоть и был намного мельче парня, одним легким движением руки куда-то в область солнечного сплетения мигом нйтрализовал налетчика, усадил на полку.

— Что вы для себя позволяете!-заорала Анна, гладя по спине собственного скрюченного муженька,- вы же сами понимаете, что он ничего не брал.

— Ты это мусорам скажешь, когда они с портмоне «пальцы» будут снимать. И давай, не шуми, царица. Не в твоих интересах шум подымать.

— Ну, у нас же очевидец есть,- «царица» имела ввиду меня.

— А этот очевидец никому ничего не произнесет,- Степаныч заговорщицки подмигнул мне. Я неопределенно пожала плечами, чтоб эта горделивая Анна впредь на меня не рассчитывала. Мне уже было любопытно. Кажется, большего кретина, чем этот ботан Веня я не встречала в собственной жизни.

— Что ж нам делать?-взмолился «воришка» и как будто в плаче распялил на супругу губки.

«Реальный» мужик, поразмыслила я. И как такие ростепели умудряются жениться на красавицах.

— Ну, вот ты, Вентка, и поплыл,- смягчился старик.

— Никуда я стучать не буду. Выпьем мировую я, ты, женка твоя, ну и поедем мирком-ладком, как добрые соседи. У нас с Оксанкой верхние полки, у вас-нижние. Все по хорошему и прекрасно. Только кошелечек-то с отпечаточками отдам проводнице на сохранение, так оно надежнее будет, вдруг брыкаться вздумаете…

— Мерзавец,-прошипела Анна.Кочегар сделал вид, что не услышал.

— Разливай, Веник, в наши с Оксой рюмки, пока я выйду,ваши-то уже издавна ожидают вас. Счас коале твоей поднесем полнехонькую. Ни капельки не проронит.

… Чуть расселись за стликом, поезд подкатил к станции. В купе заглянули два милиционера. Любознательно обыскали очами «интерьер»:

— У вас все в порядке?-поинтересовался тот, что был пониже.

— Все в ажуре, начальник,-успокоил Степаныч.Удивительно, но менты даже не сделали нам замечание по поводу спиртного. Похоже, у нашего таинственного кочегара дела были схвачены на всем пути. От этой «мизансцены» Вениамину чуть ли не сделалось плохо. Рюмка в его руках прогуливалась ходуном, он тянулся за нею губками и никак не мог изловить.

Выпили. мы со Степанычем с наслаждением, Веня-для храбрости, Анна брезгливо оттопырив безупречный мизинчик. Она чуть «затолкала» в себя содержимое рюмки. Даму чуть ли не вырвало.

— Молодец! — благодушно подхвалил «тамада», когда попутчица отняла от губ запотевшее стекло,- реальная куртизанка!

— Вот грызни,- он подал ей кусочек шоколада,-сейчас захорошеет, раскраснеешься, раздухаришься, болтать будем обо всем без стеснения, как свои люди. Мы ведь друзья сейчас навеки, да, Веник?!

— Степаныч, у нас яблоки есть,-закашлялся тот.

— Это отлично. Давай и яблоки. Я говорю, под кньяк они в самый раз.

— А че у тебя баба такая гордая? В прыщах. У моих прыщей не было.

— Почему, Степаныч?

— Драл их часто, так как. Это им оченно на огромную пользу. Ты-то Аньку дерешь?

— А вы что ли, половой гигант?

— Гигант.

— Так все молвят.

— Спорим, что мой хуй в стоячем «столько-то» см?!

Я не запомнила тогда либо током не расслышала сколько, до сего времени жалею.

Мне стало так забавно, что я безудержно расхохоталась. Вениамин густо побагровел, а Анна без помощи других налила для себя рюмку и, зажмурившись, испила.

— Ну, спорим,- опять растерялся Венька,- а на что?

— Да, хоть на бутылку неплохого коньячелло!

По ту сторону окна быстро пролетела какая-то малая станция с несусветно толстой смотрительницей в платке, стоящей у полотна. Эта смотрительница казалась больше собственной станции.

— А мерять чем будем? У нас же нет линейки,- это Венька.

— У меня спички есть. В коробке ровно 5 см,- это уже Степаныч.

— Как он у вас встанет?

Старик на миг задумался.

— А вот она мне поможет,- кивнул он на меня,- Оксанка, бой девка, оголишься перед дедушкой? Дедушка не ужасный.

Я кивнула. Меня окутал азарт:

— Только, чур, не навечно!- погрозила я пальчиком.

— Покажи мне пизду, и все. Только разденься совершенно.

Качегар выбросил на стол спички. Деловито запер дверь. Стоя к ней лицом начал раздеваться. Он остался только в носках и тапках и оборотился к нам. Его купированный член, густо увитый вязью желтл-зеленых вен, свисал чуть ли не до колена, ядреная залупа была как-то как будто вывернута, как рыбья голова с распертыми жабрами.

Старик по хозяйски развалился на полке, опершись о стену спиной, обширно раздвинул ноги, потеснив Веню.

Не сводя глаз с его приапа,я быстренько выскочила из одежд, сложила очки и села напротив него, тоже обширно разведя ноги, мы практически соприкасались коленками.

— Ну, давай, порази девчонку-хулиганку!

Дед вперил в меня некий очень суровый взор. Его член оживился, приподнялся, позже в него пошли толчки, и за три толчка он встал стопроцентно, загнувшись кое-где над пупком ядреным бубликом.

Степаныч в блаженстве прикрыл глазки. Но к члену не прикоснулся. Присутствие 2-ух породистых, ухоженых самок с полифоническими голосами возбуждало старенького самца, сладостной радостью заполняло его сердечко, щекотало раздувшиеся ноздри. Казалось он не вытерпит и легонько заржет и-го-го!

В купе было душно и горячо, пахло коньяком, нагими телами, витали тончайшие запахи женской косметики и духов, и я тоже начала возбуждаться. Соски налились и окаменели практически до боли. Во влагалище пошла смазка, я невольно прикрыла его рукою.

— Не смей!- очнулся Степаныч,- иди я тебя поцелую.

Не помня себя, я соединилась с ним в страстном поцелуе. Он запустил собственный скользкий жаркий язык мне глубоко в рот и скупо голубил им мой, императивно лапая при всем этом мои ягодицы.

Лобзались мы длительно и нескромно. Мои возбужденные соски терлись о жесткие волосы на его груди. От этого по всему телу распространялся некий нестерпимый, но приятный зуд. Мурашки бегали даже по ступням и маковке. Невыносимо хотелось чесать, чесать себя всю, расчесать до крови. В конце концов он грубо оттолкнул меня от себя. Я отлетела на свою полку.

— Ну, давай, меряй!-выпятил старик свое хозяйство.

— Трясущимися руками Веня взял коробку.

— Да не ты, супруга твоя.

— Нет, нет, я не буду,-очнулась Анна, она прям таки ужаснулась.

— Будешь. Кошелечек-то мой у проводницы! Аль забыла?

Изо всех сил сохраняя остатки гордости, женщина приняла измеряло, села рядом с дедом.

— Не-е, ты давай мне на коленочку, ближе к нему,так нам удбнее будет.

Анна неудобно разместилась у старика на колене, и, стараясь дотрагиваться к членукак стильно меньше, стала прикладываь коробок. Один, два, три… в конце концов последний.

— Да, «столько-то»!-назвала раскрасневшаяся хмельная Анна то самое число, которое я забыла.

— Ну что, Венька, беги в вагон-ресторан за коньяком, пока мы здесь с твоей кросоткой ожизни поворкуем.

Однообразно, но почему-либо так приятно и многообещающе стучали колеса на соединениях. В окне висело закатное солнце, жадно освещающее безлюдные снежные равнины и холмистые леса, где рыскали злые и жутко голодные волки.

Поезд шел на юго-восток…