Записки охотницы. Запись первая. Спортивные сборы.
Категория: Традиционно
Литературный этюд.
Все эссэ являются художественным произведениями. Все персонажи измышленны. Все совпадения случайны.
Это было какое-то помешательство — мне никогда не нравились блондины! Я отыскала его совсем случаем, по чёрт знает каким фотографиям, черт знает какого знакомого. Не сказать, что он был прекрасен, не сказать, что уродлив — просто какая-то неизвестная сила неумолимо тянула меня к нему.
Хотя, почему неизвестная? Я знала, что это. Это — талант. Мой блондин был одарен, причём катастрофически, более того — он был гениален! Об области распространения его способностей я умолчу — это не настолько значительно для почетаемого читателя, всё дело в другом: я увидела одну правду, достаточно необычную: в мужчине меня возбуждает не наружность, одежка, средства, греческий нос, загар либо пирсинг в особо обсужденных местах и всяческая схожая ересь (хотя, не без этого, есть грешок), а Разум. И возможности. Он может быть капризен и запальчив, пушист, кудряв, с губками, как у сома, и очами цвета зимней резины — без всякой различия, вывод один — Я МОГУ ДАТЬ ГЕНИЮ! Звучит страшно забавно и несуразно, но это-есть-факт.
Итак, мой герой. Назовём его, например, Иваном. К тому, что Ваня был блондин, он был ещё и белокож, что тоже очень умопомрачительно, т.к. белокожие мужчины отталкивали меня вдвойне — создавалось чувство болезненности. На мой вкус агрессивного чернобрового красавчика он очевидно не тянул, но его тело могло свести с разума кого угодно: бицепсы-апельсины, квадратики пресса и очень накаченные ноги, пожалуй, даже очень, но это были нужные издержки. Проф.
Это случилось не впервой. Мы были близки с ним и ранее, я не была зажата и смущена перед этим человеком, более того — я пробовала поспеть разумом за своим телом. Но об этом чуток позднее. Объясню происшествия.
Ванюша мой был изумителен: мне перехватывало дыхание от каждого его прикосновения, от 1-го взора этих больших сероватых глаз куда-то вниз по нервным стволам прокатывало влажно-огненное желание — или я так его обожала, или непомерно уважала — эти, на самом деле, не достаточно совместимые понятия сливались в одно слово — Желаю — и оно, как снежный ком, катилось, не разбирая дорожек, читалось аршинными знаками в моих чёрных очах…
Мы сели в автобус. Автобусы, самолёты, поезда и повозки вообщем стали, в некой степени, неотъемлемой частью моей жизни — мой гений часто мотался по миру по своим превосходным делам, и я, подобно супруге декабриста, следовала за ним, пробовала выдавить из каждой гостиничной комнаты наибольший комфорт, наливала чаёк, чесала на ночь спинку и засыпала калачиком у него подмышкой.
Я познакомилась с его товарищами по мастерству. Мы отправлялись кампанией, и все были приятные интеллигентные и юморные ребята, кроме 2-ух отталкивающих особ — они кидали на моего Ивана очень недвусмысленный сальный взор, ну и на меня, только другого нрава — агрессивного, т.к. Величавый Человек был с этого момента «при даме».
Разобравшись с сумками, пледами и подушками, местами у окошка и методами вытягивания ног, сняли тормоза, едем. У нас оказались плохие места: в самом конце, без ребят, без общего разговора, с половинкой окна и полумраком.
Я утомилась от спешки, откинулась на спинку кресла, и поставила одну ногу на какое-то возвышение, которое нащупала. Ванюша чихнул, покивал и собрался было почитать книжецу. Мои сенсоры поймали запах порошка от его футболки, и это меня необычно заводило (я сама с ревностью чистоплотна, и запах чистоты есть наилучший афродизиак). Я подалась на право и поцеловала его в шейку и за ушко, ощутив еле уловимый пьяняще-древесный запах мужского парфюма.
Моя ладонь жарко и плотно легла ему на бедро и начала поглаживать грубую ткань джинсов. У меня побежали мурашки от этого непередаваемого чувства возлюбленного мужчины, его сильных рук, этого аромата и волос цвета зрелой пшеницы. У него был достаточно большой рот с аппетитными красными губками и совсем сокрушительной ухмылкой. От моих запрещенных действий он отложил Литературу, прикрыл глаза и я увидела, как порочно поползли ввысь уголки его губ. Мой гений БЫЛ ГОТОВ.
Я очень чётко знаю это его выражение лица, лица желающего, вопреки всем резонам и резонам, и это чувство инстинктом, импульсом передаётся мне, и я не могу двигаться, не могу соображать, в этот момент охото только 1-го: вцепиться в него, не сдерживая стоны, и принимать его распалённое тело, поцелуи, пальцы, порывистое дыхание — слиться каждым сантиметром в глубочайшем едином темпе…
Я наклонилась вниз и, не расстёгивая джинсов, пропустила меж зубов его орган, обдав жарким дыханием, чувствуя его жар. Мой amigo нервно отбросил голову и запустил руку мне в волосы, я практически на физическом уровне чувствовала волны эротического эфира, которые не было сил сдерживать. Ваня поднял меня за подбородок и стал скупо и страстно целовать в губки, я ощущала его вкус, немного отдающий кофе, безрассудно приятно. Он делал неспешные кропотливые движения ртом, позже такими же жаркими поцелуями перешёл на скулу, мочку и шейку, оставались, наверняка, пунцовые следы на коже, но мне было всё равно на данный момент.
Вообщем, это непередаваемые чувства — поцелуи в шейку — их, наверняка, могут испытать только дамы: начинает плыть сознание, ты кусаешь губки, тормознуть в этот момент — как на велике с горки — остановишься, естественно, но в полном шоке.
На мне были спортивные найковские шорты, достаточно свободного покроя, но с дурацкой тугой резинкой, будто бы их шили на осу. Я накрылась пледом и под его покровом сняла одну половинку с левой ноги. Бельё я не одела — в моих опасных планах было сейчас малость подурачиться, и, собираясь утром в гостинице, я передумала на счёт трусиков. Ванюша похихикал мне в ключицу и перешёл к активным действиям на нижнем фронте.
Я была совсем готова его принять, вымок, наверняка, даже плюш кресла, больше всего на свете мне на данный момент хотелось этого. Ваня провёл языком мне по плечу, поцеловал меня в шейку под волосами и прочно, даже, пожалуй, внезапно вошёл в меня 2-мя пальцами. Ранее, читая паршивенькие дамские романы, я не понимала, как это, когда земля уходит из логического осознания, «крыша сваливает без вопросов», и для чего вцепляться мужчине ногтями в спину и царапать его, когда возможно обойтись без крайностей. Без крайностей было нельзя — «клапана сорвало» начисто: я схватилась за него конкретно ногтями, укусила за футболку, и уткнулась в плечо, чтоб некто не слышал — тихо я не умею.
Он накрыл мне рот поцелуем и очень впору:
— О, гляньте, эти снова воркуют! Неплох даму целовать, всем охота!
Послышался общий смех. Это Борис, друг моего Ивана, неплохой юноша, выручалочка, гулкий и заводной. Мы с натянутой мимикой оторвались друг от друга.
— Вань, чего спросить-то желал: ты взял костюмчик? Было надо брать-то?
Боря очевидно направился в нашу сторону для серьезного разговора про костюмчик. Чёрт! Я буду рекордсменом по одеванию шорт на левую, когда этот спорт зарегистрирует олимпийский комитет.
Ванюша его успокоил, обещал дать поносить собственный и выслал на место. Борис удалился, а мой жаркий мужик со всей досадой, которую оставил ничего не подозревающий товарищ, ударил кулаком по ручке собственного кресла и желваки заиграли на его скулах. Мне стало забавно от его откровенно взбешённого лица, от всей ситуации, я смотрела на него с опаской, и изо всех сил стараясь не расхохотаться. Наверняка, он и сам ощутил всю комичность ситуации, и, повернувшись ко мне, прищурился и произнёс:»Забавно для тебя, да?»
Это было последней каплей — хохотали мы совместно, он гласил, что терпеть не может меня и воспретил вообщем к для себя дотрагиваться, я произнесла, чтоб он не огорчался, потому что у него есть Литература, и вообщем пусть посиживает читает.
Оставалось два с половиной часа до гостиницы в Римини.